Саша Черный

 

СТИЛИЗОВАННЫЙ ОСЕЛ

Ария для безголосых

Голова моя-темный фонарь с перебитыми

Стеклами,

С четырех сторон открытый враждебным ветрам.

По ночам я шатаюсь с распутными пьяными

Феклами,

По утрам я хожу к докторам.

Тарарам.

Я волдырь на сиденье прекрасной российской

Словесности,

Разрази меня гром на четыреста восемь частей!

Оголюсь и скандалезно-всемирной известности,

И усядусь,как нищий-слепец,на распутье путей.

Я люблю апельсины и все,что случайно

Рифмуется,

У меня темперамент макаки и нервы как сталь.

Пусть любой старомодник из зависти злится и

Дуется

И вопит-:"не поэзия-шваль!"

Врешь!я прыщ на известном сиденье поэзии,

Глянцевито-багровый,напевно-коралловый прыщ,

Прыщ с головкой белее несказанно-жженой

Магнезии,

И галантно- развязно-манерно-изломанный

Хлыщ.

Ах,словесные,тонкие-звонкие фокусы-покусы!

Заклюю,забрыкаю,за локоть себя укушу.

Кто не понял- невежда.к нечистому!накося-

Выкуси.

Презираю толпу.попишу?попишу, попишу...

Попишу животом и ноздрей,и ногами и пятками,

Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший

Размах,

Зарифмую все это для стиля яичными смятками

И пойду по панели,пойду на бесстыжих руках...

ОБСТАНОВОЧКА

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом,

Жена на локоны взяла последний рубль,

Супруг, убытый лавочкой и флюсом,

Подсчитывает месячную убыль.

Кряxтят на счетаx жалкие копейки:

Покупка зонтика и дров пробила брешь,

А розовый капот из бумазейки

Бросает в пот склонившуюся плешь.

Над самой головой насвистывает чижик

(Xоть птичка божия не кушала с утра),

На блюдце киснет одинокий рыжик,

Но водка выпита до капельки вчера.

Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,

В наплыве счастья полуоткрывши рот,

И кошка, мрачному предавшись пессимизму,

Трагичным голосом взволнованно орет.

Безбровая сестра в облезлой кацавейке

Насилует простуженный рояль,

А за стеной жиличка-белошвейка

Поет романс: "Пойми мою печаль"

Как не понять? В столовой тараканы,

Оставя черствый xлеб, задумались слегка,

В буфете дребезжат сочувственно стаканы,

И сырость капает слезами с потолка.

МОЙ РОМАН

Кто любит прачку, кто любит маркизу,

У каждого свой дурман,-

А я люблю консьержкину Лизу,

У нас - осенний роман.

 

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой,-

Смешна любовь напоказ!

Но все ж тайком от матери строгой

Она прибегает не раз.

 

Свою мандолину снимаю со стенки,

Кручу залихватски ус...

Я отдал ей все: портрет Короленки

И нитку зеленых бус.

 

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,

Грызем соленый миндаль.

Нам ветер играет ноябрьскую фугу,

Нас греет русская шаль.

 

А Лизин кот, прокравшись за нею,

Обходит и нюхает пол.

И вдруг, насмешливо выгнувши шею,

Садится пред нами на стол.

 

Каминный кактус к нам тянет колючки,

И чайник ворчит, как шмель...

У Лизы чудесные теплые ручки

И в каждом глазу - газель.

 

Для нас уже нет двадцатого века,

И прошлого нам не жаль:

Мы два Робинзона, мы два человека,

Грызущие тихо миндаль.

 

Но вот в передней скрипят половицы,

Раскрылась створка дверей...

И Лиза уходит, потупив ресницы,

За матерью строгой своей.

 

На старом столе перевернуты книги,

Платочек лежит на полу.

На шляпе валяются липкие фиги,

И стул опрокинут в углу.

 

Для ясности, после ее ухода,

Я все-таки должен сказать,

Что Лизе - три с половиною года...

Зачем нам правду скрывать?